Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]
— Здорово, Чернышев.
— День добрый.
Старый урод. Но чувств выказывать нельзя.
— Решил подзаработать? Много Кротков обещал?
Ему приходится сильно повысить голос, порывы ветра нешуточные. Звук улетает в сторону.
— Смотря на чем.
— Бедняга. Я про Диму. Стараешься накропать что-нибудь по этому делу?
— Вроде.
— И как?
— А?
Вновь ветер. С-сука, ну и местечко.
— Успехи как? — Он поднимает воротник и складывает ладони рупором.
— Помаленьку.
— Чернышев, ты считаешь себя хорошим опером? Честно, без запинки. Хорошим или плохим?
— Средним.
— Это не ответ!
— Ни пса не слышно! Рискнешь в парадную со мной заскочить?
— Валяй!
Щас. Искать открытую парадную — гаже некуда. Это ж центр города, сплошные офисы. На хера меня сюда притащили? Когда мы вползаем в подворотню и переводим дух, я об этом и веду речь.
— Рассчитал плохо.
Ну не козел?
— Так что, Чернышев, ты хороший опер?
— Допустим.
— Теперь запомни. Как бы ты ни был хорош, до меня тебе далече. Я всегда лучший. И если уж я ничего не смог, то другие тем паче.
— А ты пытался?
— Пытался?! Я прошерстил всех его корешей до единого. Я изучил деловые контакты, причины конфликта с азерами. Я даже обшарил места, где он чаще всего бывал, и побазарил с хозяином «Найт-клаба». Пусто.
— «Найт-клаб»?
— Ты не в курсе?
— Вообще-то, — скромно заметил я, — информацию я собирался получить от тебя.
— Погоди гнать. «Найт-клаб» — бесподобное изобретение Грини-Баксика. То есть изобретение не его, но Баксик таперича — хозяин «Найт-клаба» на Гагарина. Функционирует сие заведение уже три года. А Дима зачастил туда. За последний месяц присутствовал чуть не еженощно. Иногда с Юлечкой.
— Танцевал?
— Танцевал и вкушал. В умеренных количествах. Причем клуб паршивый. Ну, марку держит, но солидный сброд там редко светится.
— А Гриня?
— Молчит. Мол, клиенты разные, клиентов много, я в стороне, всех помнить не обязан.
— Стволом в рыло пробовал?
Маковкин повеселел. Но сразу скис.
— Баксик — большой человек. Его теперь трогать руками запрещено. «Крыша» у него солидная.
— Валютчик — большой человек? — не поверил я.
— Отток специалистов за рубеж и отсутствие конкуренции порождают новую волну уголовных авторитетов в сфере ночного обслуживания. Короче — времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
— Ладно, оставим Гриню и внедримся в большой бизнес. Кто такая Юля?
— Юлечка? Зачем она тебе? Баба в полном отрубе с тех пор, как по «Информ-ТѴ» Диму представили как главу питерской мафии. О делах Диминых она ни сном ни духом. Я пытался ее утешить, бесполезняк.
— Как же ты ее утешал?
— Слушай, Чернышев! Хоть изредка думай, что городишь! Слово «любовь» когда-нибудь тебе встречалось?
— Встречалось, да слабо верилось.
— Это из-за убогости твоих мозгов. Она Диму любила.
— А он?
— Можешь смеяться, но — тоже.
— Господи, какой пассаж. Шарман, то бишь по-французски прелестно. А различной степени тяжести бабы, которых заводил себе Чернов, ее не смущали?
Маковкин брезгливо от меня отмахивается. Я ему омерзителен, как червяк крокодилу. Пусть, но я никогда не воровал вещи при обыске.
— Где Юля живет?
— Не скажу.
— Ладно, даю слово, что просто побеседую с ней. Не стану издеваться, ничего не стану. Просто расспрошу о Чернове.
— Разве ты в принципе умеешь молчать?
— О «гайке» и броши тогда, несколько лет назад, я смолчал.
— Ах вот как…
— Да.
— Шантаж? Ты хоть догадывался, почему я взял ее? Ты…
— Нет. И не собираюсь гадать, — соврал я. — Адрес Юли плюс отсутствие предупреждающих звонков, и мы расстаемся. Навсегда.
— Записывай… Если ее в квартире нет, значит внизу, в том же доме, в кафе сидит. Юля врачом в поликлинике работает, но сейчас отпуск взяла. Шок у нее… И учти, у Юли сын шести лет, звать Димой. Предупреждать я ее не буду, но ты…
Я повернулся к нему спиной и зашагал к собору, на ветер и холод. Маковкин потоптался у крыльца и вдруг крикнул мне вслед:
— Чернышев!
— Да?
— Хочешь понять, почему я помылил ту гайку?!
— Я уже ответил. — На фига мне его откровения?
— Но в телерепортаже вы наверняка фамилию слышали.
— Чертовы ублюдки.
— Возможно. Стоит ли столь сильно переживать. Глупо, честное слово. Глупо и бессмысленно.
— А я всегда такая. Глупая и бессмысленная. Попробуйте, может, удастся затащить меня в постель. Точно удастся. Всем удается. Зачем вы прогнали того?.. Я ему наверняка понравилась бы. А вам?
— Как в анекдоте: «Неправильно, но ход мыслей мне нравится». У меня другие цели.
— О да. Да, да, да. Вы станете выбивать признание о сотрудничестве с великим авторитетом Черновым. Считайте, что оно у вас в кармане. Еще что-нибудь? Сигарету, рюмочку коньяка? Мороженое, коктейль?
Я рассмеялся. Это произошло чисто инстинктивно при мысли о том, как я уже третий день пью за чужой счет. Смех оказал на Юлю весьма отрицательное воздействие.
— Так ты хочешь со мной переспать? — говорила она медленно, словно пробуя слова на вкус.
— Если я скажу «да» — тебе станет легче?
— Ты прав. Чертовски прав. Легче не станет.
Она сунула сигарету в рот и зашарила по столу в поисках зажигалки. Схватилась за «Крикет», прикурила и судорожно затянулась.
— У тебя отличный сын.
— Слишком развитый для своего возраста. В кого, спрашивается? — Юля от огорчения покачала головой. — Отец его — полный мудак, а я… Просто дура.
— Где его отец?
— Спился и сбежал в другой город. Бичует под Владивостоком. По крайней мере бежал туда.
— Ты врач?
— Если того, кто работает в районной поликлинике, и называют как-нибудь, то уж явно не врачом. И справедливо.
— Поставь себе диагноз. — Я старался уследить за зрачками, но они постоянно куда-то уплывали и были неуловимы, как Шамиль Басаев.
— Диагноз? Да, я пьяна. Чуть-чуть. Са-амую малость. Не настолько, чтобы испугаться урода, которого ты выгнал, но…
— С кем ты оставляла ребенка, когда приезжал Чернов?
— С предками! С родителями, бабушкой и дедушкой. У них двухкомнатная квартира и дача в Мурине. Мурино! Это же хлев! Свинюшник. Димка в восторге. Он больше любит дедушку и меньше — бабушку. А еще меньше — маму. Зато он оч-чень самостоятельный.
— Пускай родители его забирают. Звони им.
Она сурово погрозила мне пальцем и подмигнула.
— Это я успела, прежде чем собралась нажраться. А ты что — остаешься на ночь?
— Посмотрим. — Я зевнул. — Еще только полдень. Срок огромный. Вагон и маленькая тележка.
Родители Юли мне не понравились. В отличие от машины, серых «Жигулей»-семерки, на которой довольного до поросячьего визга внука увезли восвояси. Отец Юли, крепкий еще дедок, сперва затеял со мной перебранку, коронной фразой коей являлась:
— А, еще один выкопался? Откуда, сволочи, беретесь-то?
Я резонно возразил, что, дескать, не выкопался, а взялся, и у красивой женщины и поклонников много. Отец пытался с помощью кулаков отстоять свою точку зрения, однако я от диспута уклонился, затолкав родителя в салон и нежно посоветовав заводить мотор.
Юля, безучастная ко всему, дрожа от мороза, стояла рядом. Я буквально впихнул ее в квартиру, включил душ, раздел под иронические смешки и положил в ванну, больно ударившись коленом о раковину. Тело Юли было красиво.
Выдернув Юлю из ванной и завернув в белый махровый халат, я уложил ее в постель и велел спать. Она немедленно подчинилась и провалилась в сон, как ребенок.
Я отыскал в соседней комнате телевизор «Шарп» с микроскопическим экраном и, грызя завалявшуюся в хлебнице черствую буханку, принялся глядеть на лоснящегося лидера партии, любимца московских интеллигентов.
— Но ведь семьдесят процентов населения России недоедает… — робко вещала ведущая.
«Кто недоедает, пусть мне отдаст. Чтоб тебе всю жизнь на СУ-27 над Камранью летать». Приглушив звук, я принялся размышлять о том, что телевизор — подарок Чернова.
Однажды летом в кабаке я стал свидетелем разговора между четверкой «бультерьеров», гоняющих по залу крашеных официанток и вяло почесывающих здоровые волосатые ручищи, торчащие из рукавов гавайских рубах:
— Ко мне тут прокурор местный накатывал.
— Ну? Че ему надо?
— Меня не было, так он мать достал совсем. «Я, — орет, — не позволю на государственной земле самоуправничать». И ордером, козел, размахивает. А у меня участок фиговый совсем, воды нет, на даче-то. А тут речка в метрах двухстах, за лесом. Ну, я лес порубил к чертовой матери. Чего ж, без воды сидеть? Прокурор раскомандовался, так я наших подговорил, они тоже лес снесли до речки к едрене фене.
